Древо VIII

ДРЕВО VIII

Мифологический код культуры

Мифология

Черкесская (адыгская) мифология — это бессмертное золотое древо с волшебными плодами, вокруг которого выросла священная роща национальной культуры, связанная единой корневой системой. Плоды на этих деревьях: героический нартский эпос, волшебные сказки, легенды, исторические предания, притчи, поговорки, слова и, наконец, корни слов, из-под которых сочится чистейший родник-первоисточник творчества и на древних его камнях, окатанных вечностью, отпечатаны священные символы и знаки. Все это вместе и составляет истинный золотой фонд традиционной культуры черкесского народа, объединенного вокруг этого пространства кольцами времени.

«… Я твердо верю, что возвращается пора радикального синтеза, что в будущем нас ожидает возрождение целостного подхода к знанию — мифа в самом прекрасном и гордом, а не уничижительном смысле слова» (Е. Наклеушев).

«… Миф есть… наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но — наиболее яркая и самая подлинная действительность. Это — совершенно необходимая категория мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола» (А.Ф. Лосев).

«Искусство, как и язык, тесно переплетается в своих истоках с мифом. Миф, как и искусство, восходят к конкретному нерасчлененному единству, лишь постепенно распадающемуся на три самостоятельных вида духовного творчества». (Эрнст Кассирер).

«Мифология — необходимое условие и первичный материал для всякого искусства». (Ф.В. Шеллинг).

«В мифе, сказке, легенде образно закодирован художественный и этический опыт человека, данный в его глобальных соотношениях, в его многократно повторяемых социальных и экологических коллизиях». (О.Ф. Нечай).

«Каждая метафора оказывается маленьким мифом». (Дж. Вико).

«Искусство, чем оно значительней, тем оно больше в себе несет ассоциативную сложность, а если говорить проще, тайну. Нередко в сюжете картины заложена аллегория, либо древний миф или легенда, иногда то или иное полотно есть суть метафора, которую не так легко расшифровать. Ведь само понятие „остановленное мгновение, превращенное в вечность“ есть суть колдовство». (А. Базен).

«Миф в своей архаической форме объясняет происхождение культа и магического действия и дает его истолкование. Произнесение мифа в рамках ритуала соединяет настоящее с его истоками и вызывает возвращение благотворных мифических событий; ритуал содержит момент магии, посредством которой свершившееся „в давние времена“ участвует в происходящем ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС» (Гернот Вильхельм).

«Как драма и роман, так и история выросла из мифологии» (А. Тойнби).

«… ни одна из сторон духовной жизни древнего народа не даёт более полной и красноречивой информации о его происхождении, чем религия и мифология» (Немировский А. И.).

«Символ только тогда истинный символ, когда он неисчерпаем и беспределен в своем значении, когда он изрекает на своем сокровенном (иератическом и магическом) языке намека и внушения нечто неизглаголемое, неадэкватное внешнему слову. Он многолик, многосмыслен и всегда темен в последней глубине. Он — органическое образование, как кристалл. (выд. — Д.Р.). Он даже некая монада, — и тем отличается от сложного и разложимого состава аллегории, притчи или сравнения. Аллегория — учение; символ — ознаменование. Аллегория — иносказание; символ — указание. Аллегория логически ограничена и внутренне неподвижна: символ имеет душу и внутреннее развитие, он живет и перерождается. Но если символы несказанны и неизъяснимы и мы беспомощны пред их целостным тайным смыслом, то они обнаруживают одну сторону своей природы пред историком: он открывает их в окаменелостях стародавнего верования и обоготворения, забытого мифа и оставленного культа… (выд. — Д.Р.). Если музыку метко назвали бессознательным упражнением в счету и счислении, то творчество поэта — и поэта-символиста по преимуществу — можно назвать бессознательным погружением в стихию фольклора… Символы — переживания забытого и утерянного достояния народной души… Что познание-воспоминание.., оправдывается на поэте, поскольку он, будучи органом народного самосознания, есть вместе с тем и тем самым — орган народного воспоминания. Чрез него народ вспоминает свою древнюю душу и восстановляет спящие в ней веками возможности… (выд. — Д.Р.). Созданное им внутреннее слово узнается народной душой, как нечто свое, — постигается темным инстинктом забытого родства. Поэт хочет быть одиноким и отрешенным, но его внутренняя свобода есть внутренняя необходимость возврата и приобщения к родимой стихии. Он изобретает новое — и обретает древнее… Истинный символизм должен примирить Поэта и Чернь в большом, всенародном искусстве… Мы идем тропой символа к мифу. Большое искусство — искусство мифотворческое. (выд. — Д.Р.). Из символа вырастет искони существовавший в возможности миф, это образное раскрытие имманентной истины духовного самоутверждения народного и вселенского… Только народный миф творит народную песню… Мифу принадлежит господство над миром. Художник, разрешитель уз, новый демиург… К символу же миф относится, как дуб к желудю. И „ключи тайн“, вверенные художнику, — прежде всего ключи от заповедных тайников души народной» (выд. — Д.Р.). Вячеслав Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Поэт и чернь. С.713-714.

Мифология — это прежде всего цельная гармоническая и довольно сложная система конкретной культуры. Человек, владеющий символико-знаковой смысловой образностью этой системы, имеет возможность войти в многослойное пространство национальной культуры на эзотерическом или экзотерическом уровне.

Работа художника на тему мифологического сюжета и работа в координатах этнической мифопоэтики это две большие разницы.

Работа в координатах конкретной мифологии подразумевает кроме собственно мифологии, т.е. знания мифологических сюжетов, еще огромный обрядовый и знаково-символический комплекс национальной культуры и только весь объем культурно-мифологического контекста дает художнику возможность быть глубоким в своем творчестве.

НАЦИОНАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА И МИФОЛОГИЯ

Культурно-мифологическая концепция происхождения языка и этническая первичная мифология являются ядром метода, изложенного в Мифоэпическом кодексе. Культурно-исторический ассоциативно-образный принцип поэтического творческого мышления в пикториально-магическом кино-фотореализме является основой для разработки визуального языка, визуально-этимологического синтаксиса.

«Поскольку стандарты и ценности имеют особенный характер в различных культурах, то невозможно сформулировать универсальный культурный кодекс для человечества в целом» (Мелвилл Джин Херсковиц).

«Я бы сказал, что кино политеистично и теогенно. Вещи начинают жить подобно амулетам, талисманам и табу некоторых первобытных религий… «. Жан Эпштейн [70].

Мифологический ландшафт

Европа, Кавказ, Малая, Передняя Азия и Средиземноморье

Первый мифо-географический локус, наиболее древний из рассматриваемых — Кавказско-анатолийско-средиземноморский (Кавказ, Малая Азия, Двуречье Тигра и Евфрата и Средиземноморье) составляет кавказская мифология (мифология адыго-абхазов + хаттская мифология, мифология нахско-дагестанских народов + хуррито-урартская мифология, грузинская мифология) и мифология эгейской и крито-микенской культуры (мифологии генетически родственных народов доиндоевропейского Средиземноморского мира: пеласгов и лилегов [сомоназвание карийцев] Древней Греции, тирренов, лигуров, сикулов, элимов, пиценов, умбров, этрусков Италии, сиканов Сицилии, сардов Сардинии, корсов на Корсике и басков в Пиренеях), шумерская мифология.

Второй мифо-географический локус — индоевропейская мифология (хеттская, кельтская, греческая, арийская, иранская мифология, осетинская мифология, армянская мифология).

Третий мифо-географический локус — классическая мифология Средиземноморья (Древняя Греция и Рим).

Четвертый мифо-географический локус — германо-скандинавская мифология севера Европы (бассейн Балтики и Северного моря, Норвегия и Исландия).

Пятый мифо-географический локус — это мифология Британских островов (синтез мифологических традиций кельтов и германцев, эпические мотивы бриттов, саксов, галлов и франко-норманов, фольклорные сюжеты англичан, шотландцев, валлийцев и ирландцев).

Шестой мифо-географический локус — славянская мифология.

Седьмой мифо-географический локус — балтийская мифология (мифология древних балтийских (балтских) племен: западных — пруссов, ятвягов и др., восточных — жемайтов и аукштайтов (литовцев), латышей и др. (территория обитания к югу и востоку от Балтийского моря).

Восьмой мифо-географический локус — финно-угорская мифология (карело-финская, эстонская, вепсская, саамская, мордовская, марийская, коми, удмуртская, ханты-мансийская, венгерская и самодийская мифологии).

Античная мифология — основа европейской культуры, считается продуктом древних греков, но это правильно лишь отчасти. Первоисточник античной мифологии — древняя средиземноморская доиндоевропейская мифология (мифологии генетически родственных народов: хаттов, касков, хурритов, критян, тирренов, лигуров, эгейцев, этруссков, басков, сардов, корсов, абхазов, адыгов, народов нахско-дагестанской языковой семьи, и других народов средиземноморско-понтийского пространства).

Нартский героический эпос Кавказа, дошедший в живой устной традиции до наших дней и зафиксированный письменно в XIX-XX вв. и чей возраст исчисляется тысячелетиями, является бесценным материалом для реконструкции и переосмысления греческой мифологии, а если привлечь еще мифологию хаттов (далеких предков адыго-абхазов основавших Хаттское государство в Древней Анатолии, чья мифология довольно хорошо изучена), хурритов и урартов (предков народов нахско-дагестанской языковой семьи), то можно будет пролить свет на многие аберрации возникшие в процессе перевода и усвоения древней мифологии доиндоевропейских средиземноморцев-прасеверокавказцев, пришедшими в конце III-го тыс. до н.э. индоевропейскими и семитскими народами, ставшими по стечению определенных обстоятельств наследниками этой высокоразвитой по тем временам культуры.

Искажения мифологии происходили на многих этапах. Первое при переводе с хаттского и хурритского на языки хеттов (индоевропейцев), затем перевод с тирренского (крито-микенского, этрусского) на древнегреческий, затем перевод с этрусского на латинский, затем с принятием христианства была еще одна „редакция“ античной мифологии. Искажения при заимствовании были видимо столь существенными, что послужили основанием для высказывания Гегеля, что „греки заимствовали большую часть богов из древних стран… , но эти чужие мифы были преобразованы и одухотворены греками, и то, что при этом было усвоено ими из чужеземных теогоний, было переделано в устах эллинов в такой рассказ, который часто оказывался злословием о богах“ [71].

Многие считают национальную культуру вообще непереводимой на другой язык, столь значительны, бывают при этом потери, а первичная мифология — фундамент любой этнической культуры.

Андрей Тарковский считал что „… национальная культура принципиально непереводима на другой язык“ [72]. Арсений Тарковский недвусмысленно выразил в стихах свое отношение к этому процессу:

Для чего я лучшие годы

Продал за чужие слова?

Ах, восточные переводы,

Как болит от вас голова! — [73]

«Столь же примечательна поэтическая аналогия, развернутая в стихотворении Вяч. Иванова „Переводчику“ (1903 или 1904).

Будь жаворонок нив и пажитей — Вергилий,

Иль альбатрос Бодлер, иль соловей Верлен

Твоей ловитвою, — всё в чужеземный плен

Не заманить тебе птиц вольных без усилий…

Искусство переводчика уподоблено охоте; его удачи неизбежно сопряжены с насилием и утратами, ибо чужой язык разлучает поэзию с родной стихией, как ловец разлучает птицу с небом (ср. итальянскую поговорку „Traduttore — traditore“: переводчик — это предатель и черкесское выражение „Псалъэр зэдзэкIын“: исказить смысл чьих-либо слов (букв. „перевести речь с одного языка на другой“).

Тем самым как бы предуказана смысловая перспектива развернутого ниже сравнения:

Затем что стих чужой — что скользкий бог Протей:

Не улучить его охватом, ни отвагой.

Ты держишь рыбий хвост, а он текучей влагой

Струится и бежит из немощных сетей» [74].

Японцы как никто другой доказали, что национальное искусство не нуждается в поддавках перевода для того чтобы быть интересным для всего мира. В частности, театр «Но» со своей сложнейшей национальной спецификой с удовольствием смотрят многие иностранцы. Кто хочет понять больше — изучает язык и культуру Японии, но и те, кто не знаком с японской культурой, признаются в том, что многого не понимая, тем не менее энергетика настоящего не профанированного национального искусства и без перевода приводит их восторг.

В связи с этим представляют большой интерес «Мифы» Гигина.

«Однако дошли „Мифы“ Гигина именно по-латински; в латинской версии (весьма далекой от идеала ясной и точной речи) они активно читались и передавались и в латинской литературе имели „последователей“ (Ватиканских мифографов). Неисключено, что в древности книга называлась не „Фабулами“*, но „Генеалогиями“*; так она названа во фрагментах древнего перевода Гигина обратно на греческий» [75]!!! Генеалогия* — история рода, родословия, где род — ряд поколений, происходящих от одного предка. Фабула* — содержание литературного произведения, изображаемые в нем события.

Для древних средиземноморцев высокой предантичности (хаттов, критян, лигуров, тирренов и др.) мифы были их родословиями, т.е. генеалогией, а для тех, кто эти мифы заимствовал — это уже просто фабулы — литературные произведения с занимательным сюжетом. Для первых мифология является сакральной генеалогией с эзотерическим и экзотерическим уровнем и цельностью. Для вторых — это только экзотерический уровень фабульной фрагментарности. Вот где, по-видимому, находится ключевая точка отсчета пути, по которому пошло развитие европейской цивилизации. И чем дальше, тем более актуальным для Европы становится уточнение фундаментальных духовных основ западной цивилизации.

Это самый трагический этап трансформации живой поэтической, цельной средиземноморской мифологии в повествовательное лоскутное одеяло, который и привел в конечном итоге к крушению такого профанированного имперского политеизма. И абсолютно естественно, что они дали «правильное» название своей прозаической литературной компиляции — Fabulae ( «Фабулы»), окончательно запутав смысл живой поэтической эпико-мифологической «генеалогии».

В европейско-средиземноморском мире живая мифология, как первоисток средиземноморского (доиндоевропейского) мифа, в наиболее цельном состоянии сохранилась у народов Западного Кавказа. Абхазо-адыгская мифология и абхазо-адыгское ядро кавказского эпоса «Нарты» — это ключ к хаттской мифологии, а вместе, они ключ ко всей античной и европейской культуре. С конца III-го тыс. до н.э. в европейской цивилизации зародился принцип искусственной, литературной, фабульной мифологии.

По-видимому, главная цивилизационная ошибка многих народов в том, что они перешли с «генеалогического» уровня на «фабульный», т.е. отказались от своей мифологической основы и перевели свою культуру на искусственную фабульную мифологию. В этой же плоскости противоречия находятся киноиндустрия с ее фабульной прозаической основой и национальный авторский кинематограф, в основе структуры которого лежит генеалогический метод и поэтическое начало.

* Фабула — лат. Fabula — повествование, история. Сюжетная основа художественного произведения, предопределенная литературной традицией расстановка лиц и событий. Словарь иностранных слов.

* Генеалогия — гр. genealogia — родословие, история рода (принцип традиционной преемственной культуры).

«Изучение документов из царского архива столицы Хеттской империи города Хаттусаса позволило составить достаточно полное представление о мифологии коренного населения хаттов. Религия Древней Анатолии, уходящая корнями в каменный век, — это многобожие (политеизм) „1000 богов“ с многочисленными названиями. Как и все древнейшие религиозные системы, религия хаттов прежде всего пыталась установить гармоническую связь людей со стихиями окружающей природы» [76].

«На мифологические воззрения хеттов (индоевропейцев) существенное влияние оказала мифология хаттов-автохтонов Малой Азии. Новая религиозная система складывалась путем взаимодействия религиозных традиций коренного населения и пришельцев. Подавляющее большинство божеств древнехеттского пантеона являются по своему происхождению хаттскими, возникшими в эпоху хаттско-хеттского двуязычия и культурного сосуществования (от конца III тыс. до н.э. до XVIII-XVII вв. до н.э.). Этническая и культурная общность Малой Азии и Западного Кавказа в древности в разной степени признается археологами, антропологами, этнографами, лингвистами… Абхазо-адыги, как и баски, — реликты, как надо полагать, древнейшего автохтонного населения некогда обширного культурного мира, включавшего всю южную зону средиземноморского бассейна, Малую Азию и Западный Кавказ.

Западнокавказско-анатолийский регион и в этом случае остается прародиной хатто-абхазо-адыгов» [77].

«Несколько лет назад я пытался понять, каким языком родствен древний малоазиатский хеттский язык, на котором в III тысячелетии до новой эры говорили в северной части Малой Азии до того, как туда попали индоевропейцы-хетты. Оказалось, что ближе всего к нему абхазский и адыгейский языки. А в фольклоре этих народов Западного Кавказа до сих пор встречаются рассказы о том, что они пришли на Кавказ с юга несколько тысяч лет назад после потрясений, вызвавших миграцию народов. Не приходится сомневаться в том, что и здесь фольклорный рассказ достоверен… Но больше всего меня поразило, что изучение фольклора позволяет проникнуть в самые глубинные пласты истории человечества. Фольклор хранит память о таких далеких событиях, до которых историку трудно добраться…

Современная наука знает, что без истории нельзя понять современность. Вытаптывать память о прошлом, нарушать цельность традиционного культурно-исторического окружения не менее опасно, чем вредить окружающей нас среде…

Бесписьменные общества характеризуются исключительной прочностью культурных, религиозных, социальных традиций. При отсутствии тех искусственных средств передачи информации во времени, которые появляются после изобретения письменности, эта передача осуществляется посредством запоминания и повторения сочетаний слов устного языка. Лучше всего они запоминались в составе поэтического сочетания, которое исполняли под музыку. В этом смысле память ранних бесписьменных обществ основана на правополушарных механизмах запоминания в такой же мере, в какой память алфавитных культур типа афинской греческой времени Перикла основана на механизмах левополушарных (дискретных)» [78].

Доиндоевропейская средиземноморская культура высокой предантичности гармонически сочетала оба этих принципа, не впадая в крайности. Письменно фиксировались сакральные формулы культуры, но многое передавалось в устной традиции. Индоевропейским народам в процессе усвоения высокоразвитой средиземноморской культуры того времени пришлось очень много информации переводить на свои языки. Увеличившийся объем письменных переводов, возможно, и привел к доминированию левополушарного мышления у индоевропейцев средиземноморья. Это привело к глубоким последствиям их алфавитные культуры, которые, в конечном счете, сделали их «народами книги». Если эти две тенденции в культуре соотнести с классификацией современных фото и кинообъективов, которые делятся на два основных класса — дискретные объективы (объективы с фиксированным фокусным расстоянием) и зум-объективы (объективы с переменным фокусным расстоянием), то можно рассмотреть интересную ассоциативную связь первичных мифологий с цельным мировоззрением сквозь зум-объектив с переменным фокусным расстоянием и вторичных мифологий с фрагментарным (калейдоскопическим) мировоззрением сквозь дискретные объективы с фиксированными фокусными расстояниями и различными углами зрения. В первом случае мы имеем зум-объектив, динамическую композицию и возможность плавно переходить от общего плана к среднему, крупному, к деталям, соразмерно меняя угол зрения. Во втором случае — композиция кадра жестко фиксируется параметрами длинного ряда дискретных объективов. В первом варианте Зум-Культура-Цивилизация преемственной этнической традиции, во втором — дискретная калейдоскопическая цивилизация эгоцентризма и антропоцентризма. Это отвлеченное сравнение ни в коем случае не унижает все фотографические достоинства дискретных объективов как таковых.

«Растет интерес к многократно осмеянному, в особенности эпохой просвещения, древнему мифу. И вот выясняются многие странные и любопытные вещи. Например, космологический миф, повествующий о происхождении вселенной, оказался удивительно единообразным, как будто восходящим к единому источнику, у множества явно никак не связанных племен и народов древней Евразии, Африки, Австралии, Америк и Океании.

И за самыми „вздорными“ и „наивными“ его деталями просвечивает все более явно бездонной глубины смысл, становящийся внятным только в результате самых революционных открытий современной физики и космологии…

Это предположение подтверждается общим изучением локальных мифологий земного шара. Выясняется, что мифы не только не „произвольны“, но строжайше систематичны, так что не разрушенные мифы „полудиких“ племен проясняют значение осколков мифов, дошедших до нас в фольклоре цивилизованных народов… Парадоксом мифа является его попытка уложить потенциально бесконечное знание о мире в конечную и относительно цельную систему представлений. Парадоксальнее всего в этом парадоксе то, что каким-то образом эта попытка удается. Миф ограничен нашей национальной, культурной, расовой, исторической и т.д. узостью, и … служит источником ничем, кроме нашей узости, неоправдываемых суеверий. Но миф и ориентирует нас (и ничто кроме мифа!) в бесконечно сложной путанице мира… Миф служит источником всех наших знаний.

Как удается парадокс мифа? Сейчас неортодоксальные исследователи выдвигают „голографическую“ теорию реальности, в соответствии с которой мир не делим на замкнутые на себя фрагменты, но в каждом из его, по видимости, отдельных элементов отражено, закодировано все мировое целое. Эта идея, высказывавшаяся еще в древности („все во всем“ по Анаксагору), подсказана нашим современникам изобретением технической голографии. Голографическое изображение, в отличие от фотографии, „достраивает“ себя, будучи повреждено. Даже на малом фрагменте голографии удается разглядеть все целое, хотя тем более смутно и расплывчато, чем меньше этот фрагмент, т.е. голография целостна, „неделима“, хотя в ограниченном смысле.

Голографичен и миф как фрагментарно-целостное отображение голографически построенного мира.

Заметим, однако, что по отношению к моменту голографической целостности реальности наука оказывается резкой противоположностью классического мифа — антимифом и псевдомифом. Дело в том, что по самой сути применяемого ею метода формально-логического анализа (т.е. расчленения), наука видит вещи и отношения мира как сугубо разделенные. Правда, что оборотной стороной того же научного анализа оказываются все научные закономерности и абстрактные определения, но это именно только оборотная сторона: в науке решительно доминирует дух расчленения. По этой причине, несмотря на дружное согласие ученых с тем, что мир един и только с разных сторон описывается отдельными науками, наука остается при шизофренически разорванной — независимыми подходами различных ее дисциплин — картине мира. Задача увидеть мир целостным до сих пор в науке просто не ставилась серьезным образом, она стоит вне пределов современных научных возможностей… «[79].

По-видимому, дело здесь обстоит несколько иначе. Цельность домонотеистических культур складывалась из двух взаимодополняющих составных по аналогии с левым и правым полушариями головного мозга. Первая — вера в верховное единое божество, вторая — вера в многообразных покровителей и божеств пантеона (генотеизм, супремотеизм — „религия порядка“, „религия гармонии“). Целостное, гармоническое мировоззрение включало в себя оба этих понятия. В частности супремотеизм черкесской этнической религии давно, успешно и глубоко осмыслил эти составляющие. В мире, действительно, есть и то, что едино, непостижимо и универсально для всех культур и народов и то, что уникально, многообразно и связано только с конкретным народом, его культурой и национальным природным ландшафтом.

Монотеизм („религии послушания“) — это искусственное наделение Верховного Божества свойствами целого неделимого, включающего в свою систему только обобщенные универсальные элементы и игнорирующего уникальное духовное разнообразие национальных культур неразрывно связанных с родной Природой. Это все равно, что возвеличивать лес, игнорируя все породы деревьев и кустарников в нем. С теизмом смыкаются различные теории, проецирующие эти разрушительные универсалии на все социальные институты „осчастливленных“ народов. Национализм в худших своих проявлениях культивирует и превозносит уникальные элементы своей культуры, игнорируя законы планетарно-космического единства. Универсальное техногенное общество, лишенное корней и целостного гармонического мировоззрения, стремительно пополняясь „моно-атеистами“, „поли-атеистами“, циниками и фанатиками двух полушарий Земли, водит всемирный хоровод пластМассовых богов в карнавальных масках манкуртов вокруг чучела калейдоскопической цивилизации и количество ряженых все увеличивается.

«Недостаточно осознано, что „научные представления о мире“, т.е. научный псевдомиф (сама по себе наука, как сумма чисто аналитических методик познания, не может быть источником никакого связного мировоззрения), является ныне полным анахронизмом…. Строго говоря, ныне никто уже не знает, что можно считать вполне „научным“, а что заведомо „ненаучным“ подходом к стоящим перед нами проблемам. И положение только запутывается тем, что это не формулируют с полной ясностью.

Что ожидает знание впереди? Со своей стороны я твердо верю, что возвращается пора радикального синтеза, что в будущем нас ожидает возрождение целостного подхода к знанию — мифа в самом прекрасном и гордом, а не уничижительном смысле слова» [80].

Природа сновидения и кино

«Знакомство с первым фильмом Тарковского оставило впечатление чуда. Неожиданно я оказался на пороге комнаты, ключей от которой мне до тех пор не давали. Там, куда мне давно хотелось попасть, Тарковский чувствовал себя свободно и уверенно. Нашелся человек, сумевший выразить то, что мне всегда хотелось, но не удавалось, — это обнадеживало и вдохновляло. Тарковский — величайший мастер кино, создатель нового органичного киноязыка, в котором жизнь предстает как зеркало, как сон».
Ингмар Бергман
Из буклета к фильму Андрея Тарковского «Жертвоприношение»

* * *

«Сны в фильме Тарковского лишены призрачности. Они сохраняют логику реальности и заключают в себе необыкновенную полноту, выпуклый, узнаваемый ее образ. Впечатления сна осязаемо вещественны. В этом сказалось твердое убеждение режиссера, считавшего, что сновидения, вообще, все то, что человек видит „внутри себя“, складывается „из тех же четко и точно видимых форм, что и сама жизнь“.

Но Тарковский не просто не лишает сон „земного притяжения“, а вообще не ставит границ между сном и реальностью. В „Ивановом детстве“ это еще может быть объяснено свойствами детского восприятия, хотя и не сводится к нему. Ведь для ребенка сны — часть яви, он в них живет. Но это соединение сна и яви есть во всех фильмах Тарковского.

В „Жертвоприношении“ — последнем фильме режиссера — грань между ними стерта абсолютно, и уже нельзя суверенностью сказать, где сон начинается и где заканчивается. Это подчеркнуто самой атмосферой (в сценарии обозначено время белых ночей), действие протекает в этом нестойком состоянии между ночью и днем, при свете сумерек, когда зыбки границы настоящего…

Идея, замысел всего творчества Тарковского — „запечатленное время“. Режиссер убежден, что время, как непреложное условие существования человека и мира, в киноискусстве становится основой. Снятое на пленку, оно составляет материал, которым владеет кинематограф. И сила киноискусства как раз в этой способности передать время в его вещественности, в той конкретности, картину которой дает реальная жизнь. „Время в форме факта“ — так Тарковский определяет идею кино. Но замысел шире. И он заключается в том, чтобы через это видимое течение времени, — в сущности, показывая саму жизнь как видимость, — передать и ее скрытую, неизобразимую сторону, запечатлеть реальность, — не явленную, реальность, которая не имеет материального воплощения, но может изменить — если не ход, то сам смысл времени.

В одном из интервью Тарковский заметил, что не считает время в кинематографе строго объективной категорией; по его мнению, оно просто не может существовать само по себе, вне восприятия человека—оно зависит от его сознания, от того, как преломляется время в мире его души.,. По словам Тарковского, „человек живет не мгновением“. «Мгновение так кратко, так близко к нулевой точке, хотя и не является нулем, что у нас просто нет возможности понять это… «Но именно такую возможность дает в его фильмах сон…

Тарковский особо акцентирует момент разрушения в своих фильмах. Ведь в самой жизни все неизбежно рассеивается… Но он всегда ищет и нечто стойкое, что могло бы противостоять хаосу распада, что собирает в целое этот рассыпающийся, ускользающий ежеминутно мир.

Когда он показывает дом, которого уже нет, или которого, может быть, вообще не существует, то это прежде всего — „те чувства и дух“, которые есть и остаются навсегда. Они не исчезают — вопреки реальности, которая разрушается, которая, по словам Тарковского, „длится в каком-то ином времени, тогда как человек остается, в общем, по-прежнему одним и тем же“.

Это единство, пожалуй, и отразилось в cнах. Сон для Тарковского — образ человеческой души… Но во сне, быть может, и ощутима особенность этого образа внутреннего мира, который всегда оказывается в чем-то      неуловим, неповторимо однократным. Никогда не открывается до конца…

Это особая форма целокупности времени, которая заключает в каждом своем моменте всю его полноту, но, одновременно, и существует как бы вообще вне времени. Соединяет свет минувшего с ясностью иных начал… «[81].

     Великий шведский кинорежиссер Ингмар Бергман, долго пытавшийся найти метод передачи состояния сновидения в кино, писал: „Тарковский для меня самый великий, ибо он принес в кино новый, особый язык, который позволяет ему схватывать жизнь как сновидение“.

В беседе с одним ученым-исследователем сновидений был подвергнут анализу процесс работы человека с сновидением, и в этой беседе затронуты были сонники и спор шел о том, можно ли верить книгам-сонникам, где напечатаны всякие однозначные утверждения типа: приснился X — будет Y („Если вам приснился арбалет — вы будете танцевать фанданго“).

Ученый-психолог высказал интереснейшую мысль, что одного знака-символа недостаточно, чтобы делать вывод из сна — это, во-первых. А главное то, что информация-предупреждение из сна в реальность поступает только тогда, когда человек до сновидения знал смысл того или иного символа, понимал этнические культурные коды и только в этих координатах сон ему этими символами и пытается сообщить то-то и то!!! Кинопоэзия Тарковского достигла кульминации в фильме „Зеркало“ и в последующих фильмах этот метод убедительно отставивался. Индустрия кинопрозы, со всеми ее киностудиями, киношколами, преподавателями, фестивалями была „заточена“ совершенно под другую методику, другие задачи.

Помимо рационального левополушарного осмысления человек получает интуитивное правополушарное послание-помощь во сне или наяву, но получить-то он его получит, а понять сможет только при условии владения мифопоэтическим кодом культуры, в которой он сформировался и развитым чувством интуиции. Для примера, человеку необходимо знать алфавит и язык, и тогда он сможет прочесть и понять текст. Если человеку смешать все алфавиты мира и все знаковые системы, он не сможет прочесть и понять ни одного текста, ни на одном языке.

„Сны невозможно отличить от реальности, сны бывают даже цветными, и все же бесцветный черно-белый мир теней — это наиболее достоверное свидетельство того, что мы находимся в мире призрачном. Черно-белая символика имеет недовоплощенность сновидческих образов по сравнению с реальностью, а с другой стороны — магическую глубину смыслов, которые кроются под этой колористической обедненностью, обесцвеченностью, как бы „негативностью“ изображений“ [82].

„Время может иметь, например, ветвящуюся или слоистую структуру. Сон может являться как бы „предварительным“ прохождением слоя времени, который затем будет пройден в яви (выбором ветви и слоя, по которому потом пойдет развитие). Возможна и совсем фантастическая гипотеза, согласно которой объективное физическое пространство-время яви „строится“ в самом процессе сновидения“ [83].

„Если романтический идеальный художник видел свою картину во сне, а проснувшись, писал ее, то идеальный сюрреалистический автор должен творить, не просыпаясь, воспринимать и немедленно продуцировать — в точности так, как это делает, как теперь оказалось, видеокамера. Она удовлетворяет потребность в зрелище мгновенно, как потребность физиологическую, как потребность в сновидении. Непрерывность ее съемки указывает как будто не на культуру (которая всегда есть, как известно, прерывность, и обычная фотография как раз и демонстрирует нам такой разрыв, рану времени), а на природу“ [84].

Кино-фото-видеопоэзия и культурология

Культурные коды

Ниже приводятся культурологические концепции, которые отвечают духу пикториально-магического кино-фотореализма.

«Возможности понимания и трансляции культуры могут реализовываться с помощью различных знаковых систем (или знаков культуры): естественного языка, фольклора, традиций, предметов быта, охоты или другого вида деятельности, ритуалов, обрядов, церемоний, этикета, типа жилища, посредством художественных образов разных видов искусства, письменного текста и многого другого…

Язык культуры — это совокупность всех знаковых способов вербальной (словесной) и невербальной коммуникации, с помощью которых передается культурно-значимая информация… В языках культуры код — это то, что позволяет понять преобразование значения в смысл… Код позволяет проникнуть на смысловой уровень культуры, без знания кода культурный текст окажется закрытым.

Основной код культуры должен обладать следующими характеристиками: самодостаточностью для производства, трансляции и сохранения человеческой культуры, открытостью к изменениям и универсальностью.

В доолимпийских культурах важнейшим культурным кодом выступала система имен… Имя выступало вневременной непрерывностью, концентратом и контейнером информации об обязанностях и поступках всех предшествующих носителей имени в различном комплексе ситуаций…

Для первобытного человека связь между именем и обозначаемым им вещью или лицом является не произвольной и идеальной ассоциацией, а реальной, материально ощутимой.

Для первобытного человека действия с предметами равносильны действиям со словами, а потому имя составляет существенную часть его самого.

В его представлении личные имена необходимо оберегать и хранить в тайне, поскольку враг может магическим путем воздействовать на него через имя… Каждый мужчина, женщина или ребенок племени, кроме имени, которое употреблялось в житейском обиходе, имели еще и тайные имена, известные старейшинам и посвященным…

Имена носят орудия труда и оружие, что также укрепляет магическую связь между словом и объектом. Имя — сама информация, а не этикетка, поскольку произнесение имени является тем запускающим энергетическим механизмом, посредством которого возможно осуществить реальные манипуляции с предметом.

В пределах культурного мифологического кода модель реального предмета обладает магическими ритуальными силами и становится культурным образцом — „вторичной предметностью“. В этой модели скрыта информация о смысле и способах действия с предметом….

Культурные коды находятся внутри всех языков культуры. (выд. — Р.Д.). Но найти их непросто: они проявляют себя при переходе с одного уровня смысла на другой. Поэтому так продуктивно рассматривать системы моделирования мира (мифы, легенды, теологические системы), создающие единую картину мира конкретного сообщества и переводящие скрытые и непроявленные смыслы на вербальный уровень…

Развитие связей между культурами приводит к „смазыванию“ уникальных особенностей каждой из них. Так, в XX веке народы и страны начинают унифицироваться в быту и мышлении. Это особенно наглядно видно в процессах компьютеризации, подчиняющих единому алгоритму логику тех, кто работает с компьютером.

И, тем не менее, в ядре каждой культуры сохраняется то, что „выкристаллизовано“ под влиянием природы страны, ее климата, пейзажей, пищи, этнического типа, языка, памяти о своей истории и культуре. Важнейшими компонентами картины мира, наряду с интуитивными представлениями, образным строем, архетипами, способами мировосприятия, являются культурные нормы и ценности» [85].

Культурный архетип

«Архетип — это изначальный, первоначальный образ, склад культурного поведения, задающий общую структуру личности и в системе культуры характеризующий ее как самостоятельный национальный или историко-культурный тип…

„Коллективное бессознательное“ (К. Юнг)

Согласно этой теории, коллективное бессознательное состоит из совокупности животных инстинктов и древних способов понимания и переживания мира, характерных для людей, принадлежащих одному социуму. То, как человеческий мозг интерпретировал то или иное природное явление, и повлияло на разницу в мировоззрении разных культур. Такие образы Юнг назвал „архетипами“. Если сознание направляет нашу волю, то архетип может достичь нашего сознания только в форме символа. „Архетип — своего рода готовность снова и снова репродуцировать те же самые или сходные мифические представления“.

Современная наука о культуре не возможна без учета современного психоанализа. В частности, существуют два направления, посвященные решению вопроса содружества культур в рамках единой общечеловеческой:

1.Теория полилинейного развития. Представляет историю развития человечества как историю развития изолированных друг от друга, замкнутых культур.

2. Теория однолинейности развития. Подразумевает, что культуры всех стран и народов развиваются по одному пути. При этом одни страны вырываются вперед, а другие — отстают в развитии, но рано или поздно они достигнут уровня более развитых цивилизаций.

Обе эти позиции слишком категоричны. С одной стороны, культура как мир образов, символов, духовных ценностей уникальна для каждой цивилизации. С другой стороны, существуют элементы культур, более или менее одинаковые для всех народов. Это происходит потому, что любая культура — это мир, созданный человеком, мир, обусловленный человеческим сознанием. „Ни одна культура не была бы культурой, если бы не содержала в себе такие нормы, которые определяют подлинно человеческие нормы поведения“. Эти нормы А. Кармин назвал „культурными универсалиями“. Именно благодаря им возможна интеграция общемировой культуры, но между различными типами цивилизаций существуют и различные культурные установки, которые могут стать существенным, если не фатальным, препятствием в дальнейшем развитии культурного прогресса.

Так, нравственные установки западных стран и России (и народов России. Прим. Д.Р.), несмотря на идентичность развития культурного процесса, существенно различаются.

Именно эти образы, сформированные под влиянием природных и политических факторов, делают каждую цивилизацию, каждую культуру самобытной и неповторимой. Исходя из этого, можно утверждать, что, несмотря на общие тенденции развития культурного процесса всего человечества, каждая народность, каждый социум должен прийти к решению этой проблемы самостоятельно, учитывая опыт других стран, но моделируя его согласно своей ментальности. Поэтому глубокое изучение культурных архетипов, которыми оперирует наше сознание, и которые передаются на генетическом уровне, есть одна из важнейших задач современной культурологии» [86].

Парадигма

«В ХХ веке внимание исследователей все больше стало переключаться от изучения культурных констант, существующих в более или менее неизменном виде во всех культурах и тем самым дающих возможность говорить о культуре вообще, на многообразие культурного оформления человеком своего существования и на различия культур. Изменился сам предмет культурологического исследования: не культура человечества стала предметом, а конкретные культуры.

Циклические теории в соединении с функционализмом придали представлениям о культуре совсем иной вид, чем в рамках эволюционалистской парадигмы. Каждая культура стала рассматриваться как ценность в себе, безотносительно к тому, какое место она занимает на эволюционной „лестнице“. Поскольку работы функционалистов показали, насколько сложным образованием является каждый культурный организм, стало невозможным разделять культуры на „примитивные“ и „высокоразвитые“. Культуры ранее, с точки зрения эволюционного развития, считавшиеся примитивными, стоящими на нижних ступеньках эволюционной лестницы, стали восприниматься просто как инакие, имеющие отличные от современных культур структуры и закономерности функционирования. Это было сильным ударом по европоцентристскому мировоззрению.

Возникла возможность и необходимость теоретического анализа культуры, возможность и необходимость выяснения, почему именно такое орудие, такие идеи, такой образ мира, миф или легенда характерны именно для этой культуры, какую они в ней выполняют функцию, как сопрягаются со средой, в которой эта культура возникла.

Эта научная парадигма, в корне изменившая взгляд на культуру, получила название плюралистической, ибо ее сторонники исходили из идеи плюрализма, множественности и многообразия культур» [87].

Артефакт

«Артефакт (от лат. — искусственно сделанный) — в обычном понимании любой искусственно сделанный объект, в культурологию это понимание пришло из археологии, где использовалось для различия естественных и искусственных объектов.

В эстетике термин используется этимологически, то есть для обозначения предметов, созданных для функционирования в системе искусства. Некоторые культурологи понимают под артефактом любое искусственное образование, как физическое, так и идеационное, созданное для функционирования в специализированных сферах культур и системах. Артефакт выделяют как элементарную единицу искусственного мира, что тем более актуально, так как до сих пор не существует „теории искусственного объекта“. В этом случае артефакт позволяет увидеть с единой точки зрения объекты культуры как „сделанные“ целостности (напр. инсталляции); проследить их порождение, существование и разрушение, их объединение в определенные функциональные и символические патерны и формы, целостные культурные контексты, семантические поля» [88].

В пикториально-магическом кино-фотореализме эти идеи осуществляются в пространстве Этнического киногородка и Студии-мастерской с прилегающим архитектурно-ландшафтным садово-парковым ансамблем по мотивам первичной этнической мифологии, где на территории примерно 50 га воссоздается материальная среда всей вертикали традиционной культуры со всеми сопутствующими той или иной эпохе артефактами. Естественно, в разумных пределах, соблюдая принцип гармонического объема в архитектуре, не впадая в гигантоманию, свойственную индустриальным цивилизациям и вторичным мировым мифологическим системам. Причем от проекта к проекту этот архитектурно-ландшафтный ансамбль пополняется воссозданными атрибутами той или иной эпохи. Со временем этнический киногородок превратится в город живой национальной первичной мифологии и культуры, где будут осуществляться фото и кинопроекты этого направления. Первичные мифологии наиболее гармонизированы с законами Природы и неразрывно связаны с коренными народами.

Субэкумена

«Субэкумена — устойчивая коалиция культур, связанных единой вселенской религиозно-философской традицией.» [89]. В пикториально-магическом кинофотореализме творческой субэкуменой являются первичные мифологические системы этнических культур.

(Субэкумена народов Западного Кавказа: черкесов (адыгов), абазин, абхазов и убыхов связанных единой нартской традицией и адыго-абхазо-хаттской доиндоевропейской средиземноморской мифологией составляет основу творческого метода в пикториально-магическом кинофотореализме с помощью которого реализуется каждый ее этнический локальный вариант. Прим. — Р.Д.).

Культура элитарная и культура массовая

«Элитарная культура — это претензия и монополия на социальное обновление, социальное творчество и на хранение и трансляцию знания.

Массовая же культура — это область репродукции, повтора, усвоенных технологий, привычных стереотипов и т.д…

Массовая и элитарная культуры в каких-то пограничных областях должны соприкасаться, и элитарный импульс должен входить в массовую культуру, ее модифицировать, развивать и обогащать. И, в свою очередь, творческие импульсы, идущие от массовой культуры, должны обобщаться, усваиваться в качестве элитарных ценностей и выступать фундаментальными программами культурного обновления…

Поэтому так драматично столкновение человека массы и элиты, коллизии которого по-прежнему сохраняют драматизм противопоставления творчества и репродукции, смысла и стандарта, уникальности и стереотипа… «[90].

Этническая культура

«Этническая культура — это культура определенного этноса, творческая форма жизнедеятельности этноса по воспроизведению и обновлению бытия.

Культура этноса пребывает в особом времени…

В формировании этнической культуры особую роль играет историческая память — социальная, социокультурная, конфессиональная, экономико-хозяйственная память об общении с другими народами. Она зафиксирована в фольклоре, песнях, шутках, этнонимах, преданиях, верованиях, обычаях, ритуалах, особенностях питания и т.д.» [91].

Культурная самоидентичность

«Культурная самоидентичность — это оформленное в виде истории мифов, религии, духовной жизни народа, стремление сохранить и защитить культурные достояния.

Но это не просто „защитная оболочка“, а постоянно пересматриваемый и оцениваемый проект жизни индивида или народа, направленный в будущее. Можно сравнить культурную самоидентичность с автобиографией» [92].

********

И. Н. Топешко

КУЛЬТУРНО-МИФОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЯЗЫКА

( «Новые» и «вечные» проблемы философии. — Новосибирск, 2000. — С. 16-30)

КУЛЬТУРНО-МИФОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЯЗЫКА

«Мифологическая концепция происхождения языка, насколько нам известно, не имеет аналогов в соответствующей литературе и предлагается к рассмотрению впервые. Она позволяет гипотетически реконструировать раннюю историю языка вписав ее как один из важнейших факторов в более широкий контекст ранней истории человеческой культуры. Эта концепция помогает по-новому взглянуть на сущность языка, который и по сей день выполняет в том числе и мифологическую функцию – функцию создания у носителей языка определенной картины мира в самом широком смысле этого понятия.

Как уже было отмечено, под мифологической культурой здесь понимается совокупность различных уровней развития мифологии. Разделение мифологии на первичную и вторичную было предложено Е. А. Торчиновым: „Первичная мифология – это архаические сюжеты, возникшие в глубочайшей древности. Вторичные мифы – это мифологические сюжеты, возникшие в рамках развитых религий“.

Развивая эту логику, мы выделяем эволюционные уровни в развитии первичной мифологии. Мы определяем дошедшие до нас фрагменты мифологической культуры как позднейший ее уровень и затем анализируем, какие феномены являются обязательным условием для формирования этого уровня, что могло и должно было ему предшествовать…

Ментальные и эмоциональные предпосылки зарождения языка как одного из ключевых феноменов человеческой культуры, какой виток эволюции сформировал у человека потребность в этой специфической знаковой системе и в ее эволюции, как и в эволюции культуры в целом.

Мифологическая концепция происхождения языка (факт зарождения человеческого языка в контексте эволюции мифологической культуры).

Мифологическая функция (функция создания у носителей языка определенной картины мира в самом широком смысле этого понятия).

Сюжетная мифология  — наиболее поздний и наиболее изученный уровень мифологической культуры, „где мир поддается описанию, иерархизирован,.. понят,.. где в соответствии со своими функциями действуют боги и герои, где разворачиваются события, отражающие представления древнего народа-автора о закономерностях, от которых зависит весь мир, все формы жизни и смерть. На следующем уровне она порождает фольклор и сказку. Сама же сюжетная мифология берет начало в некоторых феноменах человеческой жизнедеятельности, и нам представляется, что обязательным условием возникновения сюжетной мифологии, было мифологическое мышление“.

Мифологическое мышление или „логика мифа“ – это деятельное осмысление окружающего мира, придание ему значений, установление между его явлениями определенных дологических связей. Подобно миру сновидений, мифологическое мышление архаического человека по достижении определенного уровня развития порождает мифологические сюжеты и мотивы. Сюжетный миф по сути является внешним, материальным воплощением мифологического мышления, метафорическим отражением мифологического восприятия и мифологического осознания. В сюжетном мифе можно обнаружить „отпечатки“ более ранних ментально-эмоциональных процессов. Более того, сюжетный миф оказывает влияние на формирование всей последующей цивилизации, рудименты этих архаических ментально-эмоциональных процессов можно обнаружить и в мышлении современного человека. Мифологическое мышление реконструируют по сохранившимся зафиксированным фрагментам мифологий.

Мифологическое осознание – это совокупность наиболее ранних представлений человека о бытии. „Мифологически“ осознавать – это значит воспринимать, запоминать, быть готовым реагировать на явления целостного мира, внутренне меняться под его воздействием. Именно накопленный опыт мифологического осознания привел к появлению мифологического мышления.

Мифологическое восприятие – мифологическое впечатление от целостного окружающего мира. „Это наименее изученный и самый ранний уровень, первичный для всех последующих уровней мифологической культуры и … присутствующий в каждом из них, в том числе и в современном мышлении, в редуцированном виде. Эволюция мифологического восприятия в мифологическое осознание можно сравнить с тем, как воспринятый фото пленкой образ „проявляется“ и становится изображением. Аналогично этому впечатления, накопленные мифологическим восприятием, „проявились“ в мифологическом осознании. Первое послужило как бы пищей для последующего“.

Охарактеризовав все четыре выделенные нами уровня мифологической культуры, поясним подробнее, почему поздние уровни обязательно должны содержать в себе рудименты предшествующих.

Основная причина такой преемственности культурных уровней – в предельном консерватизме архаических сообществ, в их почти инстинктивном стремлении воспроизводить древние образцы жизни. В результате эволюция культуры происходила чрезвычайно медленно и все старое содержание жизни продолжало жить в незначительно обновленных формах. Каждый ранее достигнутый уровень становился базовой частью для нового. Поэтому мы высказываем предположение, что сюжетная мифология содержит в себе в редуцированной форме и мифологическое мышление, и мифологическое осознание, и мифологическое восприятие. Процесс такого сохранения мы называем редукцией уровней мифологической культуры, и предполагаем, что редукция являлась одновременно и следствием консерватизма и способом сохранения в жизненной практике всех предшествовавших этапов развития. Важно отметить, что редукция позволяла сохранять как содержание предшествующих этапов (собственно образ жизни), так и ментально-эмоциональные процессы, породившие это содержание…

Именно благодаря последовательной редукции уровней мифологической культуры каждый минимальный элемент жизненных проявлений для архаического человека сначала содержал в себе все пласты мифологического начала, а впоследствии символизировал их. И именно благодаря явлению редукции мы имеем основания реконструировать все четыре уровня мифологической культуры, анализируя лишь ее поздние формы.

Важно еще раз отметить, что в соответствии с нашей гипотезой, современный человек несет в себе рудименты мифологической культуры, включая мышление, осознание и соответствующее восприятие, что и позволяет нам реконструировать процессы, сопровождавшие зарождение и раннее развитие человеческого языка. Если на ранних стадиях изучения мифологического сознания важно было акцентировать отличие мифологического мировосприятия от мировосприятия человека ХХ века – так была выявлена специфика мифологического сознания, то в нашем исследовании мы стремимся сосредоточиться на сходстве, которое может быть обнаружено между нами и ими. Мы исторически происходим от них, и так же, как в земле сохранились останки их скелетов, как в наших языках сохранились корни древнейших языков — индоевропейского, так же в нашем ментально-эмоциональном складе за счет явления редукции культурных уровней должны были сохраниться определенные рудименты их ментально-эмоционального склада…

Для жизни, т. е. для успешной трудовой деятельности, продления рода, обучение молодняка и обмен эмоциями было вполне достаточно знаковых коммуникативных систем, используемых всем животным миром. По мере усложнения содержания коммуникации закономерно усложняется и знаковая система. Мы предполагаем, что в сообществах ранних архаических людей развивалась именно такая сложная знаковая система, и происходило это в первую очередь благодаря постепенному усложнению предметно-орудийной деятельности. Именно эта предметно-орудийная деятельность вела ко все более точному, внимательному восприятию…

Кроме усложнения коммуникативной знаковой системы, развивались и сенсорные каналы восприятия, так что ранний архаический человек начинал точнее видеть и слышать окружающий мир, поэтому его восприятие было обращено не на фрагменты мира, а на весь окружающий мир как на целое. Благодаря остроте сенсорного восприятия в зону его внимания попали и такие особые проявления мира, которые впоследствии были осознаны как мифологические…

Например, М. Элиаде пишет, что само вертикальное устройство мира наводит на мысль о возвышенном: „Космос – образцовое творение богов – „устроен“ таким образом, что религиозное чувственное восприятие божественной запредельности стимулируется, вызывается самим существованием неба“.

Но здесь надо учитывать, что на мысль о возвышенном небо может навести только того, кто уже знает о существовании возвышенного. Интересно было бы гипотетически найти такое восприятие мира, которое было доступно раннему архаическому человеку и которое могло впервые навести этого человека на мысль о возвышенном, о чуде – „миф есть чудо“, по определению А. Ф. Лосева (6, с. 134). Сила этого восприятия должна была пробудить в человеке потребность выразить это чудо, преодолевая сопутствующие этому, неведомые до этого момента, трудности…

Мы пытаемся реконструировать „странное“ восприятие раннего архаического человека примерно того периода, когда он уже обрабатывал орудия, но у него еще не было развито мифологическое осознание, он мог только воспринимать. От прочих представителей животного мира его отличало острые зрение и слух, необходимые для поиска пищи – он, не будучи самым сильным животным, должен был видеть и слышать несколько лучше, чем остальные обитатели его ареала. Мы высказываем гипотезу, что из всего, что могло видеть, слышать и чувствовать это существо, к „чудесному“ может быть отнесено впечатление постоянной новизны окружающего мира: мир вокруг все время новый, все время меняется, и растения, и небо, и все живое, и соплеменники постоянно меняются, никогда не остаются такими же, какими были только что (это, собственно и есть течение времени, но оно еще долго не будет осознано человеком именно как время). «Два раза с одним человеком не поздороваешься» – утверждал в XVII веке кабардинский философ Казаноко Джабаги, имея в виду, что все непрерывно меняется и человек тоже.

Результатом восприятия этого зрительного феномена – постоянно обновляющегося целостного окружающего мира – по нашей гипотезе, стало мифологическое осознание мира как живого, единого могущественного организма, великой силы.

Постоянно обновляющийся мир – это знак того, что все исчезает и появляется вновь, все уходит и все возвращается. Спустя неопределенно долгий промежуток времени, на следующем витке эволюции этот образ оформился в миф «о возвращении“, о котором как об одном из первых сюжетных мифов пишет М. Элиаде (13). Если есть высшая сила, управляющая всем кругом обновлений, исчезновений и возвращений, то существуют и образцы жизни, которым необходимо следовать для сохранения жизни. Если мир – это живой единый организм, то с ним можно общаться, как общаются между собой все живые, значит, должны быть сигналы, которые этот высший организм может воспринимать и на которые он реагирует…

В результате реконструкции именно таким представляется нам процесс эволюции ранней мифологической культуры на заре человеческой цивилизации: первичная мифологизация архаического сообщества произошла под воздействием оформившегося мифологического восприятия: весь окружающий мир вечно обновляется, потому он единый живой, великий, организм, который вечно дает жизнь и смерть; первичная лингвизация сообщества произошла под влиянием потребности выразить и сохранить мифологическое осознание и впоследствии мифологическое мышление.

Если наша реконструкция верна, то следы мифологического восприятия вечно обновляющегося мира должны обнаруживаться непосредственно в сюжетной мифологии…

Если наша реконструкция верна, то и у современного человека благодаря редукции уровней мифологической культуры должны обнаруживаться феномены мифологического восприятия, как бы ни было сложно их обнаружить. Мы указали лишь на один из потенциального множества феноменов такого восприятия – его мы и проверили в ходе ментально-эмоционального эксперимента с современным человеком.

Оказалось, что видеть окружающий мир как ежеминутно новый, то есть усматривать незнакомое в знакомом способен практически каждый человек. Это восприятие может появиться как спонтанно при определенных условиях, так и в результате волевого усилия. Мы можем смотреть на некоторый пейзаж и узнавать его, а через некоторое время можем взглянуть на него как на то, чего раньше никогда не видели…

При достижении определенного уровня развития мифологического осознания, в окружающем мире были восприняты и осознаны феномены, отнесенные к высшему порядку, то, что, по мнению архаического человека не укладывалось в предметный ряд явлений: мир был осознан как единый, могущественный, вечно новый и вечно живой организм, от которого зависит все, что происходит, но который и сам может непредсказуемо измениться в ответ на изменения в образе жизни его обитателей. У архаического человека возникла потребность коммуницировать с этим высшим началом, что одновременно было потребностью выразить это новое мифологическое осознание…

В заключение подчеркнем еще раз, что происхождение языка может исследоваться в двух направлениях: мы можем исследовать происхождение знаковой коммуникативной системы, стремясь определить, какие элементы этой системы были первичными, а какие — производными, как они пересекались, каковы были их функции и какие процессы сопутствовали эволюции этих знаковых систем. В этом случае языки животного мира будут представлять большой интерес как явления, аналогичные человеческому языку.

Другое направление, которое нам показалось особенно интересным, – это исследование истоков человеческого языка как явления уникального, не имеющего аналогов в живой природе. Для такого исследования важно было определить, в чем заключается дифференциальный признак этого языка и проследить гипотетически, как, под действием каких факторов этот признак мог формироваться. По высказанной нами гипотезе, ключевым фактором формирования представления о возвышенном как дифференциального признака человеческого языка должна была быть мифологическая культура и различные уровни ее бытования» [93].

Роль времени в культуре

«Культура есть система кодов, через которые передается информация о способах социальной жизни и ее ценностях. В этой информации в свернутом виде задана ритмика деятельности предыдущих поколений, которая может быть отброшена, а может быть и использована. И сама смена поколений выступает как перерыв линии сохранения культуры и ее обновления. Поэтому время выступает важнейшей составляющей при описании любой культуры.

Время многолико и выполняет в культуре несколько ролей

ПЕРВАЯ РОЛЬ: время есть последовательность действий, предписанных традицией и передаваемых через имя (в архаической формации) и через схемы технологий (в позднейших формациях).

ВТОРАЯ РОЛЬ времени связана с передачей опыта через поколения. Моменты передачи опыта чреваты искажениями информации, ее трансформацией (а то и полной утратой) и создают рисунок времени, поскольку представители нового поколения могут вызывать новые события и процессы, изменяющие ритмику истории…

ТРЕТЬЯ РОЛЬ времени обусловлена ритмической природой социальной жизни. Изменения способов человеческой жизнедеятельности на протяжении истории влияли на характер протекания социального времени. Благодаря исследованиям Э. Дюркгейма и его школы время стали рассматривать как символическую структуру, которая способствует организации общества, посредством временных ритмов… Он призывал к определению временных условий, благодаря которым совместные действия согласуются с моральным порядком. Эти условия представлены во многих действиях: от рутинных до внушающих страх ритуалов…

Помимо хронологического время обладает еще качественными критериями…. Анализируя качественную природу социального времени, П. Сорокин и Р. Мертон доказывали, что смысл событию придает его временное оформление, что знание специфических периодов зависит от значения, приписываемого им. Понятие зависит от значения, приписываемого им. Понятие качественного времени они считают важным не только для древних обществ, но и для современных индустриальных государств. Они утверждают, что социальное время представляет собой качественное явление, а не только чисто количественное, что чувство времени возникает из верований и обычаев, общих для той или иной группы. Сорокин и Мертон подчеркивали важность аналитических различий между социальным и астрономическим временем: первое является выражением изменения или движения социальных явлений, взятых как точка отсчета.

ЧЕТВЕРТАЯ РОЛЬ времени определяется тем, что представление о времени является ключевым в категориальной сетке мышления и в модели мира, выстраиваемой каждой культурой. „Каждый народ и всякая эпоха обладают своим типом души, т.е. сетью с определенными по размеру и конфигурации ячейками, которые задают близость одним истинам и неискоренимую неспособность к достижению других“ (Х. Ортега-и-Гассет). Это в полной мере относится к категории времени, роль которой в категориальной сети того или иного типа мышления, а также в „типах душ“ весьма значительна. Историки культуры представляют богатый материал, свидетельствующий о том, что в рамках каждой культуры создается свое „космовидение“, под которым понимают представления о пространстве и времени, составляющие структурное и систематическое целое.

То, какой смысл вкладывается в понятие „время“ тем или иным народом, той или иной культурой, зависит от многих причин: особенностей жизнедеятельности, стиля мышления, целевой причины каждого народа и его национальной культуры. Но этот смысл не единственен. Помимо лежащего на поверхности и осознаваемого смысла (отражаемого в науке и в философии) в национальном и культурном миросозерцании присутствуют и смыслы неподозревающиеся, проявляющие себя в иносказаниях, присказках, поговорках.

Формообразующая функция времени в культуре проявляется также в том, что каждая культура самоопределяет себя во времени, создавая свой календарь, называя дату своего рождения, вехи своего развития, формируя представления о центре времени, выдвигая определенные концепции времени…

В современной культуре организация времени усложняется. Для иллюстрации этого положения Жорж Гурвич предложил типологию восьми типов „времени“ в современном обществе: длящееся, обманчивое, неустойчивое, циклическое, замедленное, переменное, идущее вперед, взрывчатое время… «[94].

(Кинематограф владеет всеми этими типами времени и даже сверх того он может пускать время в обратном направлении. Прим. — Р.Д.).

Есть еще очень интересное мнение о природе времени. „Одна из главных черт общеевропейской христианской культуры — линейная концепция времени. В отличие от представителей древнеэллинской, восточной культур, живущих в замкнутом, циклическом пространстве-времени, европеец мыслит себя в непрерывном движении от прошлого к будущему“ [95].

Здесь уместным будет вспомнить о цикличности технологического процесса фиксации фото и киноизображения с помощью затвора фотоаппарата и обтюратора кинокамеры. Если сюда добавить еще цикличность киномонтажа и нелинейный принцип видеомонтажа, то это будет еще одно яркое подтверждение того, что древнее циклическое пространство-время вернулось в виде этой технологии.

Арнольд Джозэф Тойнби (1889 — 1975)

Английский историк, социолог и крупнейший представитель философии истории. Тойнби окончил Винчестерский колледж и оксфордский университет. Был признанным знатоком древнего мира, профессором Лондонского университета (1919-1955) и Лондонской школы экономических наук (1925 — 1955).

Ниже цитируются некоторые высказывания А. Тойнби

соотносимые с концепцией Пикториально-магического кинофотореализма:

■ Общей истории человечества, утверждал историк, не существует. Носителями исторической жизни являются замкнутые, не зависящие друг от друга общества. Они различаются неповторимым своеобразием культуры, духовной жизни, высшее воплощение которых — религия. Каждое такое общество — самостоятельная цивилизация.

■ Рождение и рост цивилизаций — это проявление сверхприродной космической силы, приводящей в движение косную материю. В каждой цивилизации эта сила проявляет себя через „творческое меньшинство“, ведущее за собой остальных. Именно отдельные люди, а не человеческие общества „делают“ человеческую историю.

■ Для того чтобы спасти человечество от последствий технологий, движимых алчностью, я считаю, что нам необходимо всемирное взаимодействие последователей всех религий и философий. Я надеюсь, что индуисты, буддисты и синтоисты проявят в этом инициативу. Последователи иудейских религий искалечены их парализующей традицией исключительности и нетерпимости, что является частью возмездия за их монотеизм. Среди индусов и восточноазиатских народов существовала традиция взаимной терпимости и уважения между последователями различных религий. Позитивное взаимодействие существовало между буддистами и синтоистами в Японии. Это та самая деятельность и тот самый дух, которые необходимы для объединенной всемирной борьбы против загрязнения окружающей среды путем вырывания его корня, каковым является алчность.

■ В прошлом, когда все человечество было бедным, нашим предкам постоянно угрожала нехватка пищи, одежды, жилья и прочих, жизненно необходимых вещей. В этих обстоятельствах умеренность считалась добродетелью, а роскошь — грехом. Но со времени промышленной революции умеренность стала угрозой для производителей, поскольку сокращала рынки для реализации их продуктов, а со временем стала угрожать их служащим возможностью потери работы. Таким образом, умеренность, со стороны потребителей, стала грехом, а не добродетелью в глазах производителей и их служащих. Производители пытались искусственно стимулировать потребление с помощью рекламы. Не является совпадением то, что рекламный бизнес — сверстник промышленной революции… Групповой интерес производителей и их служащих в стимулировании потребления враждебен общему интересу общества. Стимулирование алчности путем рекламирования является причиной всеобщего загрязнения. Наша нынешняя алчность также угрожает будущим поколениям, которых обкрадывают, исчерпывая невозместимые ресурсы. Более того, алчность является злом сама по себе. Это животная черта в природе человека, но человек имеет нечто сверх животного начала. Потворствуя собственной алчности, мы утрачиваем человеческое достоинство…. Со времен промышленной революции производители старались путем рекламы подготовить публику к тому, чтобы та отдавала предпочтение перед всеми прочими целями максимальному удовлетворению алчности [96].

Диалог — Арнольд Тойнби и Дайсаку Икеда

«У японцев есть необходимые духовные ресурсы. Религии их предков, синтоизм и буддизм, выступают за моральное обязательство человека жить в мире с окружающей природой. В противоположность этой установке, иудаистская традиция Запада считает, что человек имеет мнимое право подчинять себе неживую природу. Западный путь ведет к катастрофе. Я верю, что японский народ может вывести человечество на более безопасную и счастливую дорогу. Японцы овладели современной западной технологией, не утеряв собственной религиозной традиции. Эта традиция предлагает верное духовное противоядие современному технологическому загрязнению неживой природы и дегуманизации человеческой жизни.

Японская традиция защищает достоинство неживой природы, как и достоинство человека… Каждый раз, когда народ теряет веру в свою религию, его цивилизация подвергается местной социальной дезинтеграции и иностранной военной атаке. (выд. — Р.Д.).

Цивилизация, которая пала в результате утери веры, затем заменяется новой цивилизацией, вдохновлённой иной религией…

Человеческая природа не приемлет религиозный вакуум и…. когда в обществе убывает влияние религии предков, она рано или поздно должна быть заменена одной или несколькими религиями…

Иудаизм, христианство и ислам — монотеистические религии, не позволяющие какого-либо компромисса с иными божествами. Когда человек обращен в христианство, он должен оставить все прошлые верования и всецело принадлежать его новому и единственному Богу. Религиозная исключительность кажется мне важной характеристикой истории развития западной цивилизации… Религии иудаистского происхождения сконцентрировали элемент божественности в универсуме в уникальном, всемогущем Боге-творце вне вселенной, и это ограничение божественного лишило природу, включая человеческую природу, священного ореола. В противоположность этому, в Индии и Восточной Азии до воздействия Запада периода Нового времени вся вселенная и все в ней, включая нечеловеческую природу и самого человека, была божественна и потому обладала в глазах человека святостью и достоинством, сдерживающим человеческий импульс дать волю своей алчности, насильственно относясь к нечеловеческой природе.

Индийским и восточноазиатским отношением является пантеизм в противоположность иудаистскому монотеизму. Согласно пантеистическому видению, божественное имманентно универсуму и разлито в нем. Сообразно с монотеистическим видением, божественное удалено из вселенной и над ней; иными словами, божество делается трансцендентным.

В западном конце Старого Света и в Америках оригинальные местные культуры… принадлежали к тому же роду, что и культуры Индии и Восточной Азии до западного влияния Нового времени. Во всех доиудоистских культурах, всюду религия была пантеистической, а не монотеистической.

Современные последователи иудаистских, монотеистических религий и постхристианских суррогатов иудаистской религии христианства — все экс-пантеисты. Исторический факт подсказывает, что теперь, когда они осознали негативность последствий недостатка монотеистического уважения природы, существует некоторая надежда на их возвращение к пантеистическому отношению…

Когда западный человек получил владычество над природой через систематическое применение науки и технологии, его вера в призвание эксплуатировать природу дала ему зеленый свет для насыщения своей жадности до предела теперь широкой и постоянно возрастающей технологической способности. Его жадность не нашла преграды в пантеистической вере, что нечеловеческая природа священна и что она, подобно самому человеку, обладает достоинством, которое надлежит уважать…

Но современное возрождение некоторых древних обычаев в этих давно подавляемых культурах не означает подлинного культурного пробуждения. Во многих случаях подобные пробуждения — не более, чем манифестация протекционистской политики передовых держав, результаты растущего интереса к культурной антропологии или же просто шоу для туристов…

В чем же причина слабости, препятствующей иным народам созидать культурное возрождение, когда их цивилизации находятся в плохом состоянии?

- Как я уже указывал, я полагаю, что успех или неудача культуры глубоко связаны с религией народа. Иначе говоря, цивилизация в ее судьбе зависит от качества религии, на которой она базируется … « (выд. — Р.Д.) [97].

* * *

Этническая религия в отличие от мировых религий тесно связана с определенной родной одухотворенной территорией коренного народа — Родиной (у адыгов — ЧIылъэ-Анэ, букв. „Мать-Земля“).

Практически у каждого народа исповедующего этническую религию есть понимание того, что есть Верховный бог (непостижимая космическая сила, закон Единства Мира), но у коренных народов каждый холм, ручей, гора, река, побережье имеет своего духа-покровителя, свое название, свою биографию и отображение в эпосе, сказках, сказаниях, легендах и является неотъемлемой сакральной историей живого одухотворенного организма этноса. Этническую религию не понять в отрыве от конкретной территории и субэтнических групп. И вполне логична в этнических религиях иерархия трех основных божественных уровней: общенациональных, племенных (субэтнических) и семейных покровителей и богов. Вполне понятно, почему черкесы, проживающие в степных районах Предкавказья, не проводили обрядов почитания покровителей моря и морского побережья.

Магическая безграмотность современного человека не дает возможность осознать почему, человек этнической религии старался даже не произносить имена зловредных сущностей и почему изготовление того или иного предмета быта, оружия или хозяйственного инвентаря, костюма, еды сопровождалось определенными церемониями с соблюдением тех или иных традиций. К примеру, если задуматься, то станет ясно, зачем адыги при уборке урожая фруктов, плоды с верхних веток оставляли на дереве, посвящая их Тхьа-Бзыу (Богу Птиц). Почему владелец стада достигшего внушительной цифры определенным ритуальным способом отделял какую-то часть стада и посвящал ее богу-покровителю, оставляя в лесу.

Теперь задумаемся, кому мешали и мешают эти местные покровители и боги, кого раздражает поэзия этого мировоззрения. К примеру, если захотелось спилить лес священных рощ, в которых особенно много деловой древесины, нужно сначала убедить людей, что никаких богов там нет и лес рубить можно сколько угодно и везде. В реке нет никаких русалок и вода не подобна душе, рыбу можно ловить, сколько, кто захочет, чем больше — тем выгодней, а заодно и бросать в воду мусор и т.д. и т.п. А если кому-то           захотелось вообще все отнять, тогда надо народ изгнать или уничтожить, а всю территорию лишить памяти (мифов, легенд, сказок) и переименовать все, что можно. В таком случае будет гарантирована максимальная „рентабельность“ хозяйственной деятельности.

Черкесские субэтносы, занимая обширную территорию Западного и Центрального Кавказа, населяли очень разнообразные с точки зрения свойств ландшафта территории. Это и болотистые плавни низовий Кубани, степные районы Предкавказья, лесные предгорья, горные районы и побережье Черного и Азовского морей.

Этническая религия черкесов на протяжении тысячелетий выработала уникальную сложнейшую образную мифоэпическую систему защиты природного ландшафта.

Этническая религия — это защита фундаментальных основ Природы от алчности человека. Пример — в долине каждой даже небольшой речушки на Западном Кавказе (исторической Черкесии) была священная роща (природный храм), где проводили моленья и в этой роще бала запрещена любая хозяйственная деятельность. Выражаясь современным языком — это был заповедник и в отличие от современного заповедника в нем действительно ничего не рубили, не косили и не браконьерствовали. Теперь посмотрим на карту Исторической Черкесии и увидим, что при значительной плотности населения природа была защищена от истребления этими священными местами и их покровителями, которые почему-то так раздражают последователей монотеистических религий. Если сюда добавить еще территории занятые дольменами, черкесскими лесо-садами, гармонично рассыпанными по всей территории исторического ландшафта, то современные экологи должны признать черкесскую цивилизацию достойной восхищения с точки зрения гармонизации человеческой деятельности и Природы. Это при том, что густота населения в 18-19 вв. достигала такого уровня, что вдоль многих рек тянулись на много десятков километров сплошные селения, но опять оговоримся — это были не скученные города или аулы, а живописно разбросанные вдоль рек усадьбы, с прилегающими огородами, садами и небольшими ухоженными полями в окружении священных рощ. Есть многочисленные свидетельства участников боевых действий на территории исторической Черкесии в 19 веке, в которых отмечено, что при нападении на населенные пункты черкесы могут из тактических соображений вывести население и оставить на уничтожение свои дома, но при защите священных лесов и рощ они защищали их до последней возможности и самые кровопролитные сражения происходили именно в таких местах. Не райские кущи загробного мира, а святость священных мест родной Природы стояла выше чем все остальное.

Религиозно-философское отличие этнического самосознания черкесов от канонов мировых религий.

Для черкесской цивилизации с древнейших времён была характерна высокая социально-политическая активность каждого человека, направленная на достижение счастья и благополучия именно в земной жизни — при этом судьба его зависела не от божественного предопределения, а от собственных усилий. Черкесские лесо-сады яркий пример такого экологического сознания, ориентированного на красоту природного пространства и гармонизацию человеческой деятельности с максимально разумным природопользованием и формированием родного ландшафта.

Теперь для сравнения, можно вспомнить каким образом почитают бога и природу другие цивилизации. В Кижах только на один из деревянных храмов ушло около 5 тысяч деревьев. На строительстве Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, при золочении куполов собора, которое проводилось методом огневого золочения, парами ртути отравились и умерли 60 мастеров. Всего же в строительстве собора приняло участие 400 000 рабочих — государственных и крепостных крестьян. По документам того времени, около четверти из них умерло от болезней или погибло в результате несчастных случаев.

Природоборческие цивилизации одержимые гигантизмом в духовной и материальной сферах как древности так и нового времени ведут к истощению природных ресурсов планеты и возрастанию разрушительного масштаба вооруженных конфликтов в борьбе за эти ресурсы, что напоминает театр абсурда. В борьбе за ресурсы планеты тратятся гигантские ресурсы на создание баснословно дорогого вооружения, гигантские архитектурные проекты, немыслимые бюджеты развлекательной киноиндустрии, шоу бизнеса и прочих глобальных „грандиозных“ инноваций.

Можно вспомнить египетскую цивилизацию, строительство пирамид для загробной жизни фараонов и многое другое. Материальное и духовное развитие народов шло различными путями, но сегодня востребованы знания и духовные традиции тех цивилизаций, которые развивались в наибольшей гармонии с Природой и ее законами и к таким цивилизациям относится черкесская цивилизация, как осколок доиндоевропейского средиземноморского мира, искаженные основы которого растворились в европейской культуре. Дальневосточная цивилизация в наибольшей степени сохранила свои культурные институты почитания Природы, но в современный период она, к сожалению, усиленно вестернизируется и это, как было отмечено великим историком Арнольдом Тойнби, может обречь ее народы на дезинтеграцию и неминуемые удары судьбы.

Если взглянуть под определенным углом на историю архитектуры европейского средиземноморья, колыбели европейской культуры, то мы увидим, как элементы крито-микенской архитектуры, усвоенные греческой цивилизацией, были переработаны и увеличены в масштабе. Затем пришла эпоха римской империи и все те же элементы архитектуры вновь перерабатываются и увеличиваются до неимоверных масштабов, что, почему-то приводит в восторг многих искусствоведов. Природоборческие цивилизации начинают из гор создавать скульптуры, вырубают из гранита пятидесятиметровые триумфальные колонны и тд. и т.п.

Почитание священных природных территорий — это одна из форм экологической защиты национального ландшафта от стихийного природопользования. Черкесская цивилизация до 18 века была последним лоскутком шагреневой кожи обширного доиндоевропейского средиземноморского мира, который был перетерт жерновами окружавших ее империй авраамического монотеизма с его антропоцентризмом, внеземной потусторонней духовной ориентацией. Черкесское побережье Черного и Азовского морей, было местом контактов и общения черкесов со всем внешним миром, но ее внутреннее пространство, особенно горные области Западного Кавказа, были закрытой сакральной территорией, где до 19 века сохранялись основы исчезнувшего доиндоевропейского (хаттского) мира, своеобразной и органичной частью которого Черкесия была все историческое время.

В частности, историческая Черкесия хранила конфедеративный принцип устройства, который сложился еще в хаттский период. Конфедеративное устройство страны и этническая религия дает форму духовно-культурного единства и одновременно вариантное субэтническое многообразие и вариантность культуры, тесно и гармонично связанное с конкретным ландшафтом, на котором обитает тот или иной субэтнос, что глубоко созвучно законам Природы. В ландшафт исторической Черкесии входили лесостепные равнины, лиманы и болотистые места побережья Азовского моря, средневысотные покрытые лесом горы, высокогорные зоны, субтропики побережья Черного моря и совершенно естественно, что субэтносы черкесского народа, проживая столетиями в различных природно-климатических условиях обладали уникальной спецификой в той или иной области. Субэтнические элементы единого народа составляли гармонический портрет черкесской нации. Подобная структура гармонизирует взаимодействие Человека и Природы. В этом контексте можно вспомнить, что произошло с исторической Черкесией (Западным Кавказом), когда царизм Российской империи наконец осуществил свою вековую „мечту“ и очистил эти земли от коренного народа и стал насильно водворять в горно-лесной субтропический ландшафт крестьян из внутренних равнинных областей центральной России. Счастья это не принесло ни переселенцам, ни изгнанникам, ни Природе.

* Пантеизм (греч. Pan — все и Theos — бог).

Религиозное философское учение, отождествляющее бога с природой и рассматривающее природу как воплощение божества, а человека органичной составляющей этого мира.

В средние века, в отличие от иудаизма, христианства и ислама, с определяющим для них теистическим пониманием бога как личности, абсолютно возвышающейся над природой и человеком, пантеизм развивал учение о безличном мировом духе, скрытом в самой природе.

В противоположность теистическим представлениям о божественном сотворении мира из ничего пантеисты развивали концепции вечного вневременного порождения природы безличным богом.

Европейские и мировые тенденции созвучные идеям

национального авторского кинематографа и творческой фотографии:

Национальные культуры во многих странах находятся под угрозой уничтожения. Универсальные ценности и стандарты глобализма разрушают этнические традиции всего мира.

В последние годы во всех странах мира приходят к пониманию, что культура каждой нации обладает особой ценностью все чаще на законодательном уровне осуществляется поддержка и защита этнических культур.

По всей Европе идет возрождение этнических религий. Создаются объединения, основанные на национальных и исторических традициях, такие как ANSE (Германия), Диипетес (Греция). Недавно в Прибалтике начал свою деятельность информационный центр „Традиции Балтов“, объединивший литовскую, латвийскую, эстонскую и финскую языческую деятельность.

Традиционные верования финнов. Древние культы прекрасно описаны в национальном эпосе „Калевала“. Как и другие народы Северной Европы, финны долго оставались язычниками. Приблизительно к 1000 году на территории края сформировались три народности: Суоми (или собственно финны). Они населяли юго-запад страны. Тавасты. Этот народ осел в центральной и восточной частях края. Карелы. Этнос распространился на юго-востоке вплоть до Ладожского озера. Все три народности оставались языческими. Главные боги у них были одинаковыми, но почитались еще и местные духи. До 11 века финское язычество было основной религией в Финляндии, Эстонии и Карелии. Зачатком финского язычества был шаманизм. Затем он развился и стал полноценной системой мировоззрения древних финских народов. Типичным для этой традиции является вера в одушевленность всего окружающего.

Природная вера ASATRU („Асатру“) получила признание как вторая государственная религия Исландии (1973 год).

Природная вера в Норвегии (1994 год). В настоящее время наблюдается возрождение древнескандинавской религии, которая получила название Асатру (букв. „вера в асов“). Она направлена на реконструкцию дохристианской веры, практикуемой в эпоху викингов.

Саамы Норвегии следуют шаманской религии, основанной на поклонение природе. Пантеон саамов состоял из четырёх общих богов: Матери, Отца, Сына и Дочери (Radienacca, Radienacce, Radienkiedde и Radienneida). Существовали также боги плодородия, огня и грома, богиня солнца и богиня луны, а также была богиня смерти. Саамы представляют жизнь как циклический процесс, включающий саму жизнь, смерть и возрождение. Саамские шаманы и по сей день практикуют свою древнюю религию.

Природная вера в Дании (2003 год). Форн Сидр (древнескандинавское Forn Siðr). Полное название религиозной организации „Форн Сидр — Датская ассоциация асатру и ванатру“ (FSAVAD). Название „Форн Сидр“ на древнескандинавском означает «древний обычай». Термин «форн сидр» является аутентичным и встречается в скандинавских сагах. Ассоциация Форн Сидр основана в 1997 году и зарегистрирована в 2003 году. Официальный статус религиозной организации в Дании подразумевает свободу от уплаты налогов, возможность регистрировать браки и оказывать ритуальные услуги усопшим. В 2008 году ассоциация приобрела участок под кладбище.

Великобритания признала друидизм религией.
Британская Комиссия по делам благотворительности признала поклонение друидов духам природы религией. Таким образом друидизм стал первым в стране языческим течением, получившим официальный религиозный статус. По оценке комиссии, присвоение друидизму статуса религии имеет большое социальное значение, поскольку все больше жителей Великобритании начали обращаться к этому вероисповеданию.

На Северо-Западном Кавказе (исторической Черкесии) преемственная культура на основе этнической религии (мифо-религиозной системы Адыгагъэ-Нартыгъэ-ТхьачIэгъпсэ с доминированием друидизма) сохранялась на протяжении тысячелетий вплоть до XIX века и ее базовые элементы (мифология, героический нартский эпос, адыгагъэ, адыгэ хабзэ, уорк-хабзэ — морально-этический кодекс и этикет черкесов) полноценно представлены в жизни современных черкесов (адыгов), хотя и не имеет официального статуса. Мифоэпика черкесской Нартиады — вечный источник национальной культуры.

В Абхазии традиции этнической религии никогда не исчезали. Традиционная вера среди абхазов всегда была достаточно сильна. Главными носителями этнической религии были жрецы, которые сохранили свой духовный авторитет даже в годы советской власти. Абхазы их хорошо знали и обращались к ним в случае нужды, но чужого человека в эту область не допускали, и деятельность жрецов была покрыта тайной. В настоящее время этническая религия официально признана в республике национальной религией абхазов.

В Северной Осетии-Алании дело возрождения этнической религии находится под опекой Съезда осетинского народа. В современной Осетии организуются и праздники, посвященные происхождению отдельных семей и имеющие ассоциации с культом плодородия.

В республике Марий Эл, в единственном пока субъекте Российской Федерации, вполне официально признаны жрецы марийского языческого культа «Чи Марий», как наследники этнической финно-угорской Природной веры. В Чувашии быстро прогрессирует этническая вера — Сувар.

26 мая 2014 Министерство юстиции Российской Федерации официально зарегистрировало национальную религиозную якутскую организацию «Религия Аар Айыы».

Удмуртская языческая община «Удмурт вось» ( «Удмуртское моление») своим возникновением обязана обществу «Дэмен» ( «Сообщество»), возникшему в декабре 1989 г. для защиты и возрождения удмуртской национальной культуры.

В Мордовской Республике возрождение этнической религии происходит в русле деятельности культурно-просветительского общества «Масто-рава» ( «Земля-мать»), возникшего в 1990 г. и провозгласившего курс на «возрождение мокши и эрзи»* [* Мокша, эрзя — этнографические группы мордвы.].

В Чувашии в возрождении этнической религии активно участвуют руководители Чувашского Национального Конгресса.

В Туве процветают исконные шаманские культы.

Япония — одна из ведущих технологичных держав мира с очень сильными экономикой и наукой. В этой стране общенационально признана и имеет высокий государственный статус исконная японская духовность — языческая вера Синто. Ее гармоничные храмы, посвященные природным стихиям, стоят в живописнейших уголках страны.

Китайская народная религия или шэнизм — комплекс религиозных представлений, сложившихся в ходе исторического развития китайской цивилизации. Является сочетанием религиозных верований и практик, основанных, прежде всего, на почитании предков и сил природы, добрых и злых духов. Имеет множество региональных форм, происходящих от разных источников. Организационно китайская народная религия представлена в огромном числе местных, деревенских, клановых и семейных учений. Со второй половины XX века этнические религии рассматриваются властями как механизм сохранения традиционной китайской культуры.

В общемировом масштабе все три моисеевы религии — иудаизм, христианство, мусульманство — не составляют большинства. Индия, Китай, Юго-Восточная Азия — более половины населения Земли — в основном ориентируются на традиционные этнические верования.

Почитание своих домашних святынь не предполагает агрессивного отношения ко всему остальному миру. Это подтвердил и первый мировой конгресс традиционных религий, прошедший в Вильнюсе, в июне 1998 года, итогом объединительной работы которого явилось учреждение «Мирового Конгресса Этнических Религий» (Word Congress of Ethnic Religions — WCER). Председателем Мирового Конгресса Этнических Религий (WCER) избран профессор Вильнюсского университета, ученый-этнограф Юонас Тринкунас. В Литве признаны государственными природные воззрения и с октября 2002 года в стране есть Верховный жрец (Кривис). Этот титул наивысшей духовной власти этнической литовской религии присужден Юонасу Тринкунасу.

Конгресс выдвинул девиз: «Единство в многообразии» (E pluribus unum).

Вот фрагмент из «Декларации Мирового Конгресса Этнических Религий»: «… Все культуры, так же как природные религии и вероисповедания должны быть равноценны и равно уважаемые. Каждая такая религия и народ, к которому она принадлежит, имеют характерные местные традиции (природное вероисповедание, мировидение, мифологию, фольклор, и др.) которые связывают их любовью с их землей и историей, и культивируют отношения, ведущие к освящению всей жизни и к обожествлению Природы. Так как Природа сохраняется через большое разнообразие видов, то это же позволяет и людям развиваться свободно, без взаимного перекрытия своих традиций».

Мифология